Огненная клизма для Маркеловны

История, которую я хочу рассказать, произошла в первой половине 90-х. Я работал тогда гастроэнтерологом-эндоскопистом в своем родном поселке куда возвратился отработав положенные несколько лет в одном приморском городке. Больница у нас была смешанного типа: были как новостройки так и здания еще до военной постройки.

В одном из таких домиков и находился у нас КИЗ (кабинет инфекционных заболеваний). Раньше он был в поликлинике, но после того, как в начале 80-х у нас построили новую поликлинику, его по каким то причинам перенесли вглубь парка и теперь он находился на расстоянии около 100 метров от инфекционного отделения.

В то время, о котором я пишу, медсестрой там работала Леокадия Маркеловна. Ей было уже далеко за 60. Она была невысокого роста чрезвычайно толстая и отличалась крайней стервозностью. В больнице не было ни одного человека, которого она так или иначе не обругала бы. Так же было и с людьми, которые приходили сдавать анализы. Почему-то она считала своим долгом обругать, оскорбить, унизить каждого. На работе ее держали только потому, что глав-врач был очень добрым, мягким человеком и, уважая ее возраст, предпочитая выслушивать многочисленные жалобы, чем уволить ее. Ну, а она явно не спешила уходить на пенсию, а так как работы в нашем КИЗе было немного, то она просто просиживала там с утра до вечера, получая и зряплату (иначе это никак не назовешь, и пенсию).

Честно говоря мы с ней терпеть друг друга не могли еще с детства. Прошли годы, я уехал учиться, а Маркеловну, которая к тому времени вышла на пенсию, перевели работать в КИЗ. Честно сказать, работа там была блатная. Прошу понять меня правильно: я не имею в виду, что кому-то нравилось ковыряться в заднем проходе, нет, просто при такой организации, как была у нас, сотрудник КИЗа работал от силы 65 дней в году. Имеется в виду те дни когда нужно было посетить садики, школы во время прививок и проверок на глисты и бак-носительство, да еще когда проходили медкомиссию группы повышенного риска (педагоги, общепит). Ну, разве что, еще иногда нужно было взять кровь из вены на анализ, да соскоб на яйца глистов или сделать забор кала ректальной трубкой на бак-носительство, но это было так редко, что можно было не принимать во внимание. А остальное время, дней 300 в году, можно было сидеть с 9 до 17 и абсолютно ничего не делать.

Но Маркеловна и тут оставалась верной себе: даже за то короткое время когда она работала она успевала обхамить и оскорбить всех своих пациентов.
Прошло еще немного времени, я окончил институт, отработал положенное время по направлению, и вернувшись домой, стал работать гастроэнтерологом-эндоскопистом.

Тогда как раз наша больница получила световолоконные эндоскопы и их нужно было осваивать – в общем работы хватало. А тут как раз наша врач-инфекционист уехала на курсы сроком на полгода и меня назначили на ее место. Работая, я старался не пересекаться с Леокадией Маркеловной, хотя это и плохо получалось. В общем стоило мне с ней пообщаться, как настроение было испорчено на весь день.

Один раз привозят к нам в отделение мальчика лет 13, всего покрытого какими-то волдырями. К счастью, оказалось, что это пищевая аллергия, и после соответствующего лечения все прошло. Но так как отделение у нас было инфекционным, необходимо было взять у него все анализы.

И вот анализ кала показывает наличие трихоцефалеза (власоглавы). Ну мать в шоке (они, оказывается, купили в соседнем селе домик под дачу, а сами были приезжими), я же в свою очередь постарался разъяснить, что это не так страшно и что за 7-10 дней все пройдет. Но ей тоже необходимо сдать анализ на яйца глистов.

Выписываю ей направление и она идет в КИЗ. Возвращается оттуда через несколько минут вся в слезах и истерике. Мучаюсь с нею полчаса и наконец узнаю, что произошло. Оказывается, она приходит в кабинет и начинает раздеваться. А у нее был выбрит лобок и надеты стринги. Ну Маркеловна готовит ректальную трубку и возмущается, мол так только женщины легкого поведения ходят. Пациентка начинает возмущается, ну тут Маркеловна заводится и выдает в ее адрес такое что ни одна цензура не пропустит. В общем, женщина в слезах и истерике приходит ко мне. Кое-как ее успокоил, сам беру тот анализ, отправляю ее домой и иду к Маркеловне на разборку.

Прихожу, в какой уже раз пытаюсь поговорить по-человечески – ничего не выходит. Разговор идет типа пациентка которая была у нее гулящая девка, а я ее покрываю. Спрашиваю, какие у нее основания так говорить, отвечает – приличная женщина так ходить не будет!! И все тут.

Я не выдержал, плюнул и ушел к себе. Через пару дней к отделению подъезжает «бумер» и оттуда выходит мужик, стриженый в кожаной куртке, эластике, с цепью и перстнями. В общем типичный браток. Проходит ко мне в кабинет. И сразу же начинает наезжать, что мол жену его обидели и он типа может выставить меня на бабки.

К сожалению, он не знает что я прибыл не из пансиона благородных девиц, а сам из бывших беспризорных, вернее безнадзорных. И я начинаю разговор в его тоне. Он сначала тушуется, а дальше разговор становится уже совсем дружеским. Объясняю братку всю раскладку: как все было и что представляет собой Маркеловна – он оказывается вполне адекватным мужиком, все понимает, говорит «Извини брателла за наезд, сначала фишку не просек» – и мы расстаемся друзьями.

Проходит пара месяцев наступает осень, но на дворе еще тепло. Я заступаю вечером на дежурство, помню уже стемнело, как вдруг ко мне прибегает санитарка из инфекции (она убирала и в КИЗе) и говорит, что боится туда заходить – там кто-то пыхтит и воет. Мне сначала делается смешно, а потом я решаю пойти с ней посмотреть, что там такое.

Приходим, она открывает ключом дверь, я захожу и, действительно, слышу непонятные звуки –какое-то утробное мычание. Включаю свет и прохожу в другую комнату и вижу там на полу большой мешок из клеёнки (такие мешки мы использовали как чехлы для матрасов, а также для переноски белья в прачечную и из прачечной – они были размером примерно 2х1 метр), завязанный куском красной резиновой трубки (куски такой трубки у нас использовались как жгут при заборе крови из вены, так как они периодически рвались, то их отрезали от мотка длиной метров 10, который лежал на нижней полочке стеклянного шкафчика стоящего возле стола). Мешок ворочается и мычит. Я подбегаю к нему, развязываю трубку, хватаю его за низ (санитарка мне помогает) и мы вытряхиваем из него… Маркеловну. Связанную, вернее спеленатую по рукам и ногам резиновой трубкой, которая затянута так туго, что полностью скрылась в складках ее жирного тела. На лице у нее ватно-марлевая повязка от холерного костюма, лицо красное от недостатка воздуха, глаза налиты кровью и выпирают из орбит. И одежда у нее в беспорядке – халат задран вверх, панталоны перепачканы мочей и калом, передняя стенка живота вздута и тугая как барабан.

Мы с санитаркой начинаем освобождать ее от пут. Я срываю повязку и вижу что щеки у нее оттопырены, а рот открыт. Полость рта вся туго забита ватой.

Санитарка взяв ножницы пытается разрезать путы я начинаю освобождать рот Маркеловны от ваты, вытаскивая ее и бросая в бикс (после того мы посмотрели он оказался наполнен почти на половину – это было почти грамм 300).

Наконец ее освобождаем. Маркеловна с большим трудом поднимается и ковыляет в туалет. Слышно как там она кряхтит и стонет, а потом стонет – «Не могу, больно, они мне туда что-то запихнули!!!» Кто «они» выяснить не удается, так как она начинает снова стонать и охать.

Мы укладываем ее на кушетку. По телефону вызываю хирурга. А сам начинаю осматриваться в помещении. Вижу на полу ершик для мытья посуды перепачканный калом, также вижу шпатель на который накручена вата толщиной с куриное яйцо тоже весь в каловых массах. Возле кровати на полу лежит кружка Эсмарха. Эта кружка вместимостью 3 литра, еще царских времен изготовлена из толстого стекла с делениями, использовалась у нас для хранения жидкого мыла, для обработки рук. Висела она возле умывальника. Наконечника она не имела, а шланг был очень толстый с закругленным концом и закрывался зажимом. Теперь она лежит на полу возле кушетки, а конец шланга измазан калом. Я продолжаю осматриваться дальше. Вижу две пол-литровые бутылки из под перекиси водорода, (использовался для дезинфекции), две такие же бутылки из под глицерина (использовался для консервации образцов).

Начинаю понимать что тут произошло. Стоим, ждем хирурга. Маркеловна, держась за живот, стонет и воет на кушетке. Даже издали слышно какая у нее перестальтика: бурлящие звуки слышно на всю комнату.

Хирург приезжает примерно через полчаса. Спрашивает, что тут произошло – Маркеловна не отвечает, а только стонет и охает. Показываю что нашел. Хирург смотрит и сразу же понимает, в чем дело. Значит так: видимо, ей огненную клизму влили, а ампулу прямой кишки затампонировали – слышите какой грохот в кишечнике? Да и живот прилично надуло. (Огненной клизмой мы обычно называем клизму по Огневу: 200 мл 3% перекиси водорода, 200 мл жидкого мыла, 200 мл глицерина – она применялась при парезе кишечника и действовала очень бурно вызывая сильнейшую перистальтику, кроме того перекись выделяла кислород который очень сильно раздувал кишечник. Все это вызывало сильнейший понос и было очень мучительно для больного, кроме того клизма вызывала сильнейшее раздражение кишечника, лечить которое очень трудно. Из-за этого она сейчас почти не применяется).

Просим санитарку принести опорожнительный стул, а хирург идет за инструментами. Когда все было принесено, наклоняем Маркеловну, хирург вводит ей ректальное зеркало, видим, что ампула прямой кишки чем-то забита. Я захватываю эту пробку корцангом – опыт уже есть – и начинаю его тянуть. Когда он доходит до сфинктера, сажаем ее на стул и я выдергиваю тампон который оказался резиновой перчаткой напиханной другими перчатками.(так мы складывали использованные перчатки прежде чем отправить их на стерилизацию). В ведро льется под огромным напором струя жидкого пенистого кала и выходит переполняющий кишки газ.

Оставив ее опорожнятся, вызываем милицию. На удивление она приезжает через час. Сразу же начинают орать, что мы уничтожили картину преступления. Ну, мы тоже орем на них ,что нужно было спасать больную. Пока мы с ними препирались, Маркеловна понемногу пришла в себя и рассказала, что произошло.
Привожу ее рассказ.

Примерно около трех часов дня в кабинет зашло трое крепких парней и попросили взять кровь на анализ ВИЧ. Один сел на стул, а два других стояли у нее за спиной. Она как всегда начала готовиться с соответствующими комментариями. Внезапно один из них схватил лежащее на стуле полотенце, набросил ей на шею и затянул концы в разные стороны. Она потеряла сознание. Когда она пришла в себя, то увидела что лежит на кушетке, а парни свивают ее резиновой трубкой. Она попыталась закричать, но ей мгновенно забили рот ватой из открытого бикса и наложили на лицо для надежности ватно-марлевую повязку из холерного набора.

Затем один из парней сказал: «Сейчас мы тебе очко прочистим кошелка старая», после чего ей спустили панталоны и всунув в задний проход ёршик для мытья пробирок начали вращать им в разные стороны. Ей было очень больно. Потом кто то из них сказал, а теперь возьмем ей анализ на глисты. Они накрутили комок ваты на шпатель, обмакнули его в глицерин и всунули ей в зад. Ее пекло так, что она думала, что сойдет с ума. Наигравшись с ней, один из них сказал: «бабулька больная нужно ее полечить – поставить ей клизмочку». Сняв с гвоздя кружку Эсмарха (там было около трети густого мыльного раствора) они вылили туда две бутылки перекиси водорода и две бутылки глицерина (все, что было в кабинете).

Ее перевернули на живот один из парней сел ей на плечи, а другой – на ноги, третий держал кружку, ей раздвинули ягодицы и впихнули шланг в задний проход, почти сразу же началось страшное жжение и спазмы в кишках (эта смесь действительно адская!). Когда жидкость закончилась, они сразу же выдернули шланг и чем то заткнули прямую кишку (тампоном из перчаток). Когда я слушал рассказ Маркеловны, меня не покидала мысль, что парней кто-то явно научил, что делать, или же кто-то из них был медработником.

Потом они взяли мешок из-под белья и, затолкав ее внутрь, завязали его горловину. Она еще услышала как один из них сказал: «Пусть бабулька тут отдохнет попарится». Она услышала, как хлопнули двери и поняла, что они ушли. Почти сразу же у нее начались страшные боли в животе – как я уже говорил, эта смесь вызывает страшную перистальтику, а выделяющийся кислород раздувает кишки. Все это дает поистине адские мучения, кроме того берем во внимание объем клизмы в 5 раз превышающий обычный и вдобавок невозможность опорожнить кишечник. Можно только представить настолько тяжелой была эта пытка. Она так мучилась около четырех часов…

Мы слушали рассказ Леокадии Маркеловны и, если честно, нам было совсем ее не жалко настолько она была плохим человеком, хотя, может быть, слышать такие вещи от врача и не очень хорошо, но что делать – из песни слова не выкинешь!

Леокадию Маркеловну мы сразу же отвели в хирургию, где она пролежала три недели, лечась от воспаления толстого кишечника и прямой кишки, вызванного пытками. Потом она уехала к детям, куда-то на Дальний Восток и о ней больше никто ничего не слышал.

Милиция так и не нашла тех кто «лечил бабульку» – никто ничего не видел и не слышал (по крайней мере, так все говорили), да в добавок на дворе были 90-е…

В КИЗе стала работать другая бабушка – Евдокия Петровна,человек очень добрый, культурный воспитанный. Мы были с ней большие друзья, и вообще её все: и сотрудники, и больные – очень уважали. Кстати, если вас интересует фотосессия в москве по низкой цене — смело переходите по ссылке ранее.

На последок скажу одно – Маркеловну никто не любил и в скорости забыли. Иногда только вспоминали случай с ней, как забавный анекдот, да сожалели, что ее не «полечили» раньше.

P.S. Вы ищете лучший онлайн журнал для женщин? Рекомендуем вам почитать тут очень интересные статьи и новости для женщин.